#уникально #рассказ #люди #читать
"Хочешь ты того или нет".
...
Настроение изменилось, и не сказать, что в лучшую сторону.
В лифте пахло дешевым парфюмом, который ещё долго мог морочить мозг и раздражать ноздри.
Лжедеревянные стены были либо расцарапаны и испачканы рекламными листовками, либо унижены маркером.
Бенедикт достал телефон и поменял песню. Экран показал русского исполнителя, которая спрашивала слушающего, не желает ли он апельсинов самых спелых, а, может, ему соседи надоели?
Захотелось покурить.
Выйдя из лифта, он достал пачку и черную кремниевую зажигалку, что можно приобрести почти в каждом магазине, не то, что сигареты – в его районе всего в одном.
Отодвинув дверь, которая настойчиво давила на ладонь, упираясь, не давая зайти, он вышел на открытый балкон.
Опрокинувшись на слабо запорошенные перила, он невольно оценивал взглядом уличную суету, пуская виноградный дым.
Не был он привязан ко мнению прохожих, предпочитая тонкие сигареты с виноградным или же вишневым синтетическим ароматом.
Да-да, были и «обычные», большего размера, чем покупал он, но те и стоили в два с лишним раза дороже, и были в чересчур пафосной металлической коробке, которая-то и в кармане не помещалась. В народе называют такие сигареты «праздничными» - выглядят необычно, позволяют их себе редко, по поводу.
И у него повод был – ему они нравились. А если же в кармане между тканью не лежала «перегородка» из так ценных бумажных купюр, то и вовсе он ничего не курил.
Никто этой странности не понимал, даже Глеб: «У тебя либо есть зависимость, либо её нет».
А Бенедикт дышал и выпускал дым через ноздри, наслаждаясь, не думая о последствиях. Как-то он свыкся. Это по молодости такой недалёкой, несовершеннолетним, его грызло, что не дает он организму разогнаться и такими выходками его тормозит, рушит. И был он в своих убеждениях, безусловно, прав.
Закрутились мутные струйки по перилам, сбивая одинокие безбрежные снежинки.
А сейчас? Да… Если и хотел оправдать курение, то аргументы находил, вот только ничьего уха они не касались – дело было только его.
Треть сигареты пеплом растворилась в вечернем зимнем воздухе.
Вдруг дверь за ним тихонько скрипнула.
- Простите.
Он обернулся.
- Я бы вас попросила.
Это была женщина, лет пятидесяти, невысокая, округлая, в беговых штанах, зелёной ветровке и флисовом головном ободке серого цвета.
Он аж на несколько секунд завис в изумлении: одета не по погоде, а выйти выкинуть мусор слишком нарядна.
- Да и вроде как, - она кивнула на сигарету, но с замешкавшимся выражением лица, на котором красовались румяные пухлые щёки, договорила не сразу, - запрещено.
Рукой, в которой пальцами зажал сигарету, он сделал широкий полукруг и хрипловато ответил, не узнав даже свой голос:
- Проветривается. Даже до вас долетать дым не должен – ветер в другую сторону.
Она стояла правее от него, чуть дальше, чем в метре. И ветер огибал её локти, перехватывая пепел с сигареты, продолжая её курить вместо владельца.
Каждый ярус был снабжен балкончиком, на который вели ступени, а значит, она спустилась с этажа выше.
- Так и тебе вредно! – с какой-то сомнительной заботой она это произнесла.
«Сразу на «ты»?»
- А вот это дело моё, - прозвучать могло и грубовато, зато честно, а его эта особа начала раздражать.
- Так я и не это… - замялась. – У меня, когда сын то курил, так и с дивана вставал с болями – давление играло, а как бросил – так со мной бегать стал, только и успевай ступеньки считать!
Она усмехнулась, но смех этот был не от наслаждения, да и голос был, как натянутый металлический трос.
«Ах, вот оно что! Бюджетный вариант смазывать шестерёнки организма. Оригинально».
- Честно, весьма рад, - расплылся он в улыбке. – Я и сам здоровый образ жизни уважаю, но, знаете, иногда хочется, - попытался он разжалобить женщину, чтобы быстрее уже окончить диалог, показал ей истлевшую сигарету.
«Дай человеку то, что он хочет услышать».
- С другой стороны, вы правы! – его лицо сделалось волевым и серьёзным, хотя, посмеивался и хлопал он сам себе за ширмой своих мыслей.
Выдохнул и отправил с размаху сигарету в полёт.
- Здоровье своё дороже будет. Жизнь то одна, - констатировал Бенедикт.
С фальшивым довольствием он пострел ей в глаза.
«Ну, хватило?»
Уперев руки в бока, она довольно кивнула, а после уже хищно спросила:
- А вы, собственно, к кому-то?
Бенедикт спустил улыбку, сделав её еле заметной.
«Вот заноза то в…»
Скромно он и небрежно махнул на дверь, что вывела его на этот балкон:
- В двадцать седьмую я.
- Ох как. Знала я его, в такие-то годы, да на мотоцикле! Родственник?
И правда. Помнил Бенедикт двухколесного друга Игоря, правда, расстался он с ним еще года три назад. Бдительная попалась какая, а значит не попусту он придуривается.
- Племянник, - солгал он. Правду умолчал, чтобы избежать скользких вопросов.
- Я бы вам тогда посоветовала дяде в Иосифо-Волоцком монастыре молебен заказать. Это в Теряево. Мы, когда Гошку проводили, я Гальке, с соседней, туда и подсказал, - перекрестилась. - Как камень с груди сразу! Съездите. Хоть и неблизко, а только расстояние пугаться для такого-то дела… - ярко подчеркнула голосом последние слова и не договорила.
«Вот те на!»
Пора ему было быстрее уж с ней распрощаться
- Обязательно! Спасибо огромное за такие сведения, а то тут… - он сжатой в кулак ладонью стукнул себя в солнечное сплетение, - гнетёт.
- Свечу поставите, да, может и сами на причащение – отпустит, уверяю!
- Спасибо! – уже с надрывной восторженностью он хватался за ручку двери. – Всего доброго!
- Храни вас бог! – как-то упрекающе он услышал от неё в спину.
Дверь захлопнулась. Он был внутри.
Бенедикт закрыл глаза и под шапку засунул пальцы в волосы – выкидывал всё это из головы.
Хоть и лжи он не стыдился, а очень даже элегантно порой её владел, но с такими людьми даже она не помогала – не была так необходимым барьером.
Расслабив руки, он выдохнул и начал мягко обстукивать себя по карманам, в одном из которых и обнаружил необходимые ключи.
И ночи бы ему не хватило описать всё, что он чувствовал, натыкаясь на таких. Но вывел в итоге для себя одну истину: после встречи сразу всё надо забыть, выплюнуть и не замечать – не было этого разговора, и человека этого не было!
Он и не заметил, в какой момент то ли он сам вытащил, то ли выпала у него из уха музыка.
Снова возникло желание впиться губами в псевдоспасительную сигарету, но стоило только ему обернуть голову на дверь, как хотение попритухло.
«Игорь против не будет».
Всё уходило. Растворялось.
Дверная ручка поддалась; веки поднялись чуть выше.
На руке, там, где кожаный ремешок отмерял его пульс, невидимые суетливые ручонки упирались в шестерёнки, замедляя ход времени.
...
Чулков Илья, 2012 - ...
